Интервью перед конференцией «Открытое поле»

Интервью накануне конференции «Открытое поле». Март 2016 года

— (И. Окунева) Марина Вячеславовна, позвольте, я буду задавать разные вопросы, в том числе и о вашем пути. Вы на группах иногда рассказываете о своей предыстории, поэтому есть надежда, что это не тайна.

— Я считаю, что тренер не должен быть персоной выше других людей, у него должны быть свои проблемы. Когда меня спрашивают, все ли проблемы у меня решены, я привожу одну метафору: «Тот, кто уже на вершине горы, не может помочь тому, кто идет по склону. Помочь может только тот, кто на шаг впереди него».  А тот, кто достиг вершины — ему уже не до того, чтобы помогать кому-то, кто стоит у подножия, это невозможно.

Полный фотоотчёт и текст интервью в формате Word  

Когда мы идем в связке, мы идем так, что верхний может подтянуть, помочь пройти путь, и показать этот путь следующему. Мой личный сценарий и выбор профессии абсолютно укладывается в системную психогенетическую историю. Когда-то я нашла свой дневник от восьмого класса, и там было выражение Спинозы: «оценивая человеческие поступки, всегда начинал не с того, чтобы порицать, оскорбить или смеяться, а с того, чтобы понять».

На самом деле, это мое жизненное кредо. Выбор профессии, наверное, начался с того, что я хотела поступать на психфак, но их тогда было всего 2, в Питере и в Москве. Естественно, девочке из провинции трудно было туда попасть, даже отличнице с хорошим дипломом. Когда много позже я стала заниматься семейкой и психогенетикой, я поняла, что тогда могла бы повторить судьбу мамы. В свое время мама поступала в медицинский институт, на стоматологический, за ней пошла младшая сестра. Их родители были одержимы тем, чтобы дать высшее образование обеим дочерям. Мама недобрала один балл на стоматологический факультет, и ей предложили остаться с этими документами на лечебном, а там надо было на год дольше учиться. Она отказалась.

— (И. Окунева) Факультет менее престижный, чем стоматология?

— Там выбор был скорее другой, она хотела быть хирургом всю жизнь. Вернулась и попала на факультет романо-германской филологии, даже не стала сдавать экзамены, ее просто взяли с этими документами. Она стала учительницей английского языка, но когда папа попал в аварию в 30 лет, она реализовала свою мечту — 8 месяцев провела с ним в госпиталях, присутствовала на всех его операциях, даже ассистировала как медсестра.

— Она получила медицинское образование позже?

— Нет, она преподавателем английского языка была всю жизнь — переводчик, преподаватель. И когда я стала мечтать о том, что я поеду и буду поступать, они меня убедили, что мне лучше пойти в медицинский. Потому что тогда разницу между психологией, психотерапией и психиатрией никто не понимал. Сказали: «Зато у тебя будет медицинское образование». И, естественно, субординатура у меня по хирургии, дали мамин сценарий, но при этом со студенческих лет у меня был опыт работы в малых группах врача скорой помощи, фельдшером. А потом и врачом скорой помощи — а это очень серьезная школа. Ситуации «здесь и сейчас», плюс кардиореанимация, это тоже всегда «здесь и сейчас», со всеми и мануальными и прочими навыками.

Потом я ушла в поликлинику, сохраняя работу в этой в кардиореанимации, дежурила, потому что нужно было кормить всю семью. Сыну 4 года было на момент развода с мужем, парализованный дед, бабушка на пенсии, мама на пенсии. Так что я много работала и много училась. И реанимация меня тоже научила тому, что есть потусторонний мир, потому что мне пациенты не боялись рассказать о том, что они видели. Но я же кардиореаниматор в реанимации, я обязана была сообщить обо всех измененных состояниях сознания, потому что тогда человека нужно было отправлять на консультацию у психиатра, всех ставили на учет.

Люди рассказывали мне, что они шли по тоннелю, что видели предков и разговаривали с ними, что они встречались со светящимся существом, которое говорило: «Твоя миссия не закончена, возвращайся», и они возвращались в свое тело. Естественно, в те времена нужно было доносить, тогда еще практически не было никаких эзотерических знаний. Вот они рассказывали мне, зная, что я не побегу их сдавать. Но это был очень интересный опыт.

Я помню одного мужчину, который мне сказал на утро после перенесенной клинической смерти: «Спасибо за то, что у вас оказался лидокаин». Тогда были трудности с определенными медикаментами, а врачи скорой снабжались лучше, у каждого врача была своя коробочка с препаратами дефицитными, у меня была заначка. Когда он впал в кому, у него началась аритмия, и наступила клиническая смерть — у меня нашелся лидокаин, которого не было в отделении, и мы его вывели. А наутро он говорит: «Вы меня психиатрам не сдадите? Тогда я вам скажу. Во-первых, спасибо за то, что у вас оказался лидокаин». Я говорю: «А откуда Вы знаете, Вы же в коме были?», он говорит: «Я вам могу точно показать, как это было, только, пожалуйста, никому не рассказывайте. Я был вот там», — показывает мне, — «я видел себя, я видел вас с Олей (медсестра), я видел, как вы доставали лидокаин, как Оля не попала, как попали Вы. Вы с Олей стояли тут, Вы доставали лидокаин, когда капельницу заправляли», — показывает на закуток, где медицинское оборудование, и рассказывает по шагам, где что было. Я говорю «Ну, ясно». Для меня это был первый подобный опыт. Тогда он рассказал, что выходил из тела, и потом, когда лидокаин начал действовать, вошел обратно и почувствовал себя.

Второй момент был там же, привезли двух мужчин лет сорока с абсолютно одинаковыми поражением сердца. И там, и там — левый желудочек, идентичные кардиограммы, тяжелейший трансмуральный инфаркт. Один — абсолютно одинокий, к нему никто не пришел, он разведен, по жизни одиночка, разочарованный. У них не было детей с женой, он был такой, «жертва». А второй…с первой минуты, как его привезли, мы не могли выйти в реанимацию, чтобы не наткнуться на кого-то из его родственников. Они молились, они передавали еду всем коллегам, санитаркам, медсестрам, врачам, они спрашивали, какие лекарства и где нужно достать, они притащили туда священника, с которым вместе молились.

Мы делали этим двоим одно и то же. Первый ушел через сутки, второго через трое суток мы перевели в общую палату — у него рубцевание шло на глазах. То есть, в зависимости от того, нужен ли человек этому миру, есть ли люди, которые его ждут, очень многое меняется.

Еще один случай, уже когда работала на участке, у меня был район рядом с заводом сельхозхимии, неправильно был построен поселок по розе ветров, и на двух улицах было очень много онкологии. Два соседа с интервалом в 2 месяца по очереди попадают с раком легкого в отделение, ровесники, причем первый даже чуть моложе, 54 года. После него через 2 месяца на ту же койку в ту же палату попадает его сосед, пьющий такой. Этот правильный живет с женой, во всем себе отказывает, якобы за здоровый образ жизни, ну и так далее, презирает соседа за его пьянство, но вынужден с ним общаться, поскольку деревня есть деревня, хоть и поселок. Еще по мере того, как он был здоров, он регулярно осуждал соседа. Тот, второй, старше его, ему ставят по гистологии тот же рак, даже локализация у одного в одном легком, у второго во втором. Удаляют, тот же курс терапии, химиотерапии, лучевой терапии, те же метастазы в позвоночник. На тот момент, когда второй выписался, у первого были метастазы в позвоночнике, и он никуда не девался, он просто лежал и ждал смерти.

Второй пришел к нему, выписавшись, с бутылкой и говорит: «Петя, давай выпьем!». Он говорит: «С чего пить-то?» — «Ну, у тебя рак и у меня рак». — «У меня», — говорит, «не рак». — «Почему не рак, я же на твоей койке лежал, мне ж сказали. И у меня рак, но я, — говорит, не собираюсь ему сдаваться, у меня дочка, я должен дать ей закончить техникум, выдать замуж и дождаться внуков, только тогда я имею право уйти». «Но у меня нет рака», — сказал первый, — «и вообще больше ко мне не приближайся». В конечном итоге первый проживает еще месяц и умирает, так же, не вставая с постели. Второй прожил четыре с половиной года с той же локализацией, с той же стадией, с тем же типом рака. В последние месяцы, когда дочка ходила беременная, он еще сказал «дождусь, когда внук пойдет». Дочка закончила техникум, вышла замуж, забеременела, родила внука. Ну вот он запрограммировал себя на четыре с половиной года, а если бы он программу себе поставил другую, он бы жил дольше.

— (А.Некрасов) Надо было сказать  :«Я хочу, чтобы внук пошел в институт».

— Представляешь, Саш, он сам себя запрограммировал, это внутренняя установка самого пациента. Вот почему, когда я занимаюсь терапией, когда обращаются по поводу того, чтобы помочь пациенту с раком, я всегда говорю: «Психотерапия — вещь вспомогательная. Но если вы хотите, чтобы она помогла, нужно чтобы психотерапией занималась вся семья». У меня есть случай, женщина из Краснодара, во время родов ей поставили диагноз лимфогранулематоз. Ее перевели сразу в отделение онкологическое, у нее в палате было 4 женщины, все молодые. Лимфогранулематоз вообще как заболевание — чаще всего это болезнь молодых. Вот они пришли, молодая пара, она была уже после химиотерапии, и я сказала: «Давай работать, но должна работать вся семья». Они из Краснодара переездили все, они писали аффирмации, они все визуализировали, работали над тем, чтобы она выздоровела, никто не ждал ее смерти, потому что в терапии онкологии вовлечение всей семьи — обязательная вещь. Это как с этим мужчиной в кардиологии, если система вовлечена, все они хотят выздоровления и не ждут его смерти — он поправится. У меня был еще один случай, мои коллеги из стоматологии попросили. Две дочери пришли с тем, что их отцу, ему 61 год, он любимый папочка, поставили четвертую стадию рака почки с метастазами в легкие. Он знает о диагнозе, от операции и от терапии отказался, сказал: «Сколько проживу, столько проживу». Я говорю: «От меня-то Вы что хотите?». Они говорят: «Ну, чтобы его последние дни были не такими тяжелыми, помочь ему психологически». Тут у меня еще появился кореец знакомый, который из Ташкента приехал, он ему ставил капельницы, занимался точечной терапией, а мы работали со всей семьей. Девочки делали реливы (техники перепроживания прошлого), девочки работали с аффирмациями, девочки работали с визуализацией, мы с ним работали с эрисоновскими техниками, с гипнотическими индукциями на выздоровление. Он прожил 4 года.

— (И.Окунева) Без операции?

— Да. Он обслуживал себя сам, он ездил на машине со скоростью 180 километров в час, он просто наслаждался жизнью. Он говорил: «Я хочу дождаться внучку», так как внук уже был, хотел внучку. Вот, родилась Лиза. Я только сейчас поняла параллели мотивации — рождение внуков удлиняет жизнь, надежда на рождение внуков.

— Так это получается, что расширение системы, но не расширение, а как бы…

— Конечно, продолжение.

— Кто-то пришел, кто-то умер.

— Да, да, вот и через 4 года он осенью сказал жене: «Поехали на дачу жить, не будем в Москве, будем на даче». И через 2 недели пригласил он всех в один день собраться, что-то типа именин, захотел всех увидеть. Он с ними посидел, они поговорили, посмеялись, он лег и ночью не встал. Ушел вот так вот, попрощавшись со всем родом, фактически. Мы крестили как раз Лизу, и вот он ушел. На похоронах его мать в присутствии его девочек, его жены, говорит его сестре: «Я точно знала, что он помрет. Вся эта психология никогда не может помочь». Я думала, девчонки ее разорвут в клочья там…

— (А.Некрасов) Ну, у нее горе.

— Нет, Саш, тогда она четко сказала, что она не верила, и она ничего не стала делать из того, что я сказала. Даже один член семьи может уничтожить работу всей группы, всех других членов семьи, заинтересованных в том, чтобы человек жил. Поэтому, когда я работаю с онкологическими больными, я всегда говорю: «Либо на работу приходят все, и вовлекаются, либо мы делаем просто диагностику». А часто есть такое, как в расстановках, когда кто-то кто и не живет, и не уходит, мытарствует. Я часто наблюдаю за инсультниками, и точно могу сказать — встать на ноги могут 90% из них, не важно, ишемический это инсульт или геморрагический. Но если они не хотят этого — ищи детство, в котором они чего-то не дополучили. Потому что они превращаются в капризное малое дитя и начинают «дополучать»: подмыли, покормили, поменяли памперсы, на руках отнесли в ванну. То есть они не будут трудится над тем, чтобы встать. Но у меня есть несколько клиентов, которые сказали: «Нет, я буду жить, мне есть, для чего жить».

— Получается как, что есть люди, которые действительно что-то в детстве не дополучили, но у них нету идеи об этом.

— Да.

— И есть какая-то ущербность, которая у него только в голове, потому что если, допустим, брать поколение более старшее, уже уходящее, если послушать, какое у них было детство — это такой ужас с точки зрения современных детей. Действительно не было ресурсов, не было еды…

— У кого хорошее детство было из наших прадедов? Трудное было социально, у всех…

— И бабушка моя до последнего дня сама за собой ухаживала, и дед то же самое, насколько было важное что-то.

— Ну, Саш, формирование Эго-структуры тоже очень от многих вещей зависит — насколько человек считает себя в праве. Первые дни болезни, вдруг он получает то внимание, которого никогда не было. При нем все его дети, внуки. У меня был реальный клинический случай, приехал с Дальнего Востока летчик, сын папиного однополчанина, пришел на консультацию и говорит: «Матери моей 58 лет, 30 лет она была старшей медсестрой в военно-медицинском госпитале в Красногорске… Пришел новый начальник и привел новую старшую медсестру. Ну, естественно, врач и старшая медсестра — это всегда деньги, и ей предложили перейти в отделение, то есть быть на равных с теми медсестрами, над которыми она была начальницей, на минуточку, все эти 30 лет. Для нее это был удар ниже пояса, она не пережила этого, она слегла, впала в депрессию и приготовилась помирать.

— Нарушение Эго.

— Да, она впала в депрессию, похудела, она никого не пускала, она сказала: «Отстаньте от меня все». Дети в панике, ее любимый сын прилетает ко мне на консультацию. Я говорю: «Придется делать провокативную терапию Фарелли». Он говорит: «А это как?». Я говорю: «Ну, Вы должны будете сделать так, как я скажу. Собираетесь все вместе, договариваетесь с двумя своими сестрами и с братом, что они молчат, а Вы будете говорить, приходите к маме». Они так и сделали. Приходят они к ней, сын садится рядом с ней, берет ее за руку и говорит: «Дорогая мама, нам очень огорчительно, что ты хочешь умереть. Мы очень тебя любим, ты прекрасная мать, мы тебе всю жизнь будем благодарны, ты великолепная бабушка, но мы должны уважать твое желание. У меня к тебе есть только одна просьба — меня могут не отпустить на твои похороны, я могу к тебе не успеть, а через 3 недели мне улетать…»

— (А.Лавренова) «Поторопись», пожалуйста.

— «Да, ты уж прими решение, и расскажи нам, в в чем тебя хоронить, какой гроб тебе заказывать, нужна ли музыка на похоронах, где устраивать поминки, кремировать — не кремировать, это все нужно нам написать, чтобы мы знали. Вот, понимаешь, мама, я не хочу оказаться на другом конце света в тот момент, когда ты уйдешь из жизни». Эти все стоят зеленые, потому что они не знали, что он будет говорить. Потом уходят все четверо. Он за дверью им говорит: «Молчать, с ней не оставаться, ничего не делать». А он жил с ней. Наутро, говорит, просыпаюсь в 6 утра, мама на кухне, печет пироги и поет. То есть, хочешь притворяться — притворяйся, хочешь жертвовать собой — имей ответственность за последствия.

— Выбор сделала.

— (И. Окунева) Нет, ну если там такое Эго — конечно, оно хочет жить.

— Я часто клиентам говорю, когда начинаются такие игры: «манипуляцию можно прервать только жестким подходом». Начинает ныть пожилой человек: «Вот, ты ждешь моей смерти, вы все ждете моей смерти». Единственная возможность это остановить — сказать: «Хорошо. Я не жду этого, но если ты хочешь, давай обговорим условия твоей смерти». Очень помогает, затыкаются сразу и надолго.

— Марина Вячеславовна, вот Вы рассказывали про свою практику на скорой — наверное, у Вас выработались какие-то свои отношения с дамой…

— Которая смерть?

— Да, которая смерть.

— Ты знаешь, Ириш, когда ты как реаниматор приезжаешь и видишь человека в коме — тебе нужно в течение нескольких секунд решить, что нужно сделать, и что за этим стоит. У человека есть 6 минут, пока корковая деятельность не прекратится. То есть у врача, фактически, если они доехали вовремя, и у тебя на глазах человек впадает в кому — у тебя 6 минут, чтобы принять решение. На самом деле у каждого врача, как говорят, есть свое кладбище. Вот у меня свои отношения со смертью, я это потом только поняла. Со мной очень любили дежурить девочки, медсестры. У меня бывало до 15 дежурств ночных.

— Почему?

— Ну, деньги нужно было зарабатывать, семью кормить.

— Нет, почему девочки любили дежурить.

— Потому что мы никогда никого не хоронили. Я могла сдать дежурство в 8 утра, и клиент умирал. Я попадала в палату, меня несли ноги в палату раньше, чем там наступала какая-нибудь дефибрилляция или еще что-то. Я не знаю, почему это происходило.

— (И.Окунева) Может, Вы этого тогда не знали, сейчас-то Вы, наверное, знаете…

— Да, сейчас я понимаю — что-то толкало, видимо. Когда обход делаешь, у тебя что-то фиксируется. Это как у Боткина — он был высокопрофессиональным терапевтом, и, входя в лазарет, когда никто не мог поставить диагноз, говорил: «Этого тифозника надо срочно убрать». Такой комплекс восприятия был у него, такое знание глубокое, что он мог интуитивно, прямо по внешнему виду поставить диагноз… Вот врач идет и, если есть опыт работы с больными в пограничном состоянии, он, видимо, где-то внутри отмечает, что есть симптом. Ну и плюс ко всему, опыт реинкарнационных проживаний позволяет сказать, что у меня было 4 или 5 шаманских инициаций и жизней в роли жрецов. Одно из самых сильных реинкарнационных воспоминаний — это жрица, женщина в Перу, где песочные пирамиды, там я приносила в жертву ребенка. И вот это ощущение, что я не готова это сделать, и выбор — либо тебя тут же положат, либо ты кладешь ребенка. В технологии релива — перепроживания прошлого, там есть такой интересный момент, ты отматываешь ситуацию, находясь в управляемом трансе, до того, как это произошло, берешь те ресурсы, которые тебе были доступны (но тогда ты об этом не знал), и меняешь ситуацию. И тогда ты можешь не попасть в эту проблему выбора. У меня таких воплощений было несколько, очень важных, когда выбор нужно было сделать между жизнью и смертью. И я отматываю туда, это в квантовой физике и еще в математике называется «сфера Римана» когда есть параллельная жизнь и последовательная. Квант — это и волна, и частица. Частица — это линейное существование, прошлое — там, будущее — там, настоящее — здесь, а волна — это параллельное существование. И если говорить языком сферы Римана, языком квантовой физики — мы находимся и в параллельном, и в последовательном существовании. Один из моих учителей — Вернан Вульф, он первый раз в 1991 году приехал в Россию. До 1997 он сюда приезжал, потом наше ФСБ запретило ему сюда приезжать, потому что его сочли агентом ЦРУ. Он привозил сюда специалистов по квантовой физике, была даже конференция в 1992 году, на которую приехал известный специалист в области квантовой физики Фред Алан Вольф, или Вульф, у которого было 6 инициаций шаманов разных.

— (А.Некрасов) Специалист по квантовой физике…

— Да, потому что многие физики теоретически подходят к тому восприятию реальности, что есть нечто, что стоит за осязаемыми вещами, и к этому приходят очень многие ученые. Потому что сам Вернан — он специалист в области квантовой физики, он пастор церкви мармонов. На тот момент, когда он в Россию приехал, ему было 54 года, у него было 11 детей и 25 внуков.

— Круто.

— И он был основоположником вот этой науки. Он эффективно терапевтировал шизофрению, наркоманов и рецидивистов.

— (И.Окунева) Так он себя позиционировал как физик?

— Да. При этом он приезжал как специалист по холодинамике, как учитель холодинамики. 1997 год — это последняя конференция по холодинамике. Когда он был в Дубне, он привез тогда программу, он предлагал всем детским учреждениям и школам бесплатно получить макинтош, у него был контракт с макинтош, комплект маков и подключение к интернету, чтобы получать самые интересные лекции мирового сообщества.

— Наши, наверное, сказали «не надо нам такого».

— Они сказали: «Это провокация ЦРУ». После этого на Гавайях, где он отдыхал, на него было совершено покушение нашими спецслужбами.

— Удачное?

— Нет, он выжил. Но одно из самых интересных впечатлений от встречи с ним — это первый его приезд, где собралось 150 человек психологов и психотерапевтов, эзотериков и биоэнергетиков.

— 92 год?

— 91.

— (И. Окунева) Многие были тогда вообще без крыши. Годы оголтелого эзотеризма.

— Я могу рассказать, как я с ним познакомилась, и что меня сподвигло потом уйти из классической медицины к психологии. Он приезжает, обаятельнейший дядька, ну правда очень обаятельный. Нам рассказали суть за 1 день (это трехдневный семинар) и дали учиться по бумажке. Холодайн — мыслеформа, мыслеобраз. Нам надо было следить, где живет этотхолодайн, как он выглядит, что он хочет, к чему у него положительное намерение, ну и так далее. Ну и сказали учиться отслеживать, мы в группах по 4 в палате. Там была такая Ангелина Могилевская, наверное, знаете, читали.

— (А.Лавренова) Да, я ее знаю, мы знакомы.

— Ученица Луизы Хэй, до этого она была ученицей Лежепекова, ее ассистент, моя коллега — психиатр-нарколог, которая по Довженко кодирует, и девочка биотерапевт из Алма-Аты. У Иришки, биотерапевта, болит спина, мы подходим, говорим: «Вот, у девушки спина». «Трекинг» — говорит Кёрк, отслеживайте и все, по бумажке. Идем отслеживать. Говорю: «Ира, холодайн, на что он похож?». Оказался похож на металлическую трубу в области спины. «Окружи эту трубу любовью, спроси чего она хочет». Все это продолжается, мы еще не умеем, там оказалсякластер холодайнов, гроздь, а мы вокруг ходим, цепляем, цепляем — ну, навыка нет, первый раз пробуем. На тот момент, когда труба переходит в резиновый шланг в шее, я говорю: «Окружи этот шланг любовью, в очередной раз спроси, что он хочет». Лийка вскакивает и говорит: «В дурдом он хочет. Шланг.. хочет! В психбольницу нас всех, раз мы этим занимаемся». Самое интересное, что девушка встала и пошла. И вот Вернан (Вульф)приезжает. От него исходит свет. Он говорит: «Я пришел к вам с приветом. Неделю назад занимался с друзьями подводным плаваньем на Гавайях, один из друзей у меня был с подводной камерой, а второй — с подводным ружьем, а человек с подводным ружьем очень любит стрелять. Мы плавали, и вдруг рядом со мной, напротив меня остановилась манта — скат, морской дьявол». Кстати, видеозапись этого есть у него, он нам показывал, это что-то. Вот он стоит в этом акваланге и напротив него стоит манта, а они же двигаются молниеносно. «И вдруг я слышу, как манта говорит. Я вошел в полный потенциал манты, я почувствовал себя мантой, мне захотелось быть мантой, я решил почувствовать, как это — быть мантой. И вдруг я слышу ее голос, она говорит: «Ты манта!» Он говорит: «Нет, я не манта». — «Но ты думаешь как манта». И мы заговорили о том, как устроена Вселенная, мы попутешествовали на другие планеты, мы путешествовали в какие-то другие цивилизации, я не помню, сколько прошло времени, мой друг сказал, что запись длилась 15 минут. Это как во сне, ты можешь заснуть на 5 минут, но плотность времени иная, ты там можешь прожить не одну жизнь за эти 5 минут. Так и там произошло, измененное состояние сознания. Второй друг стал подплывать, тот, который с ружьем, и манта сказала: «Ты скоро будешь там, где ты должен передать привет, передай им, пожалуйста, что все мы живые существа, и один единый разум. Сейчас тут будет твой друг, который не очень друг для меня, я должна уплывать. Вот передай там в России, что мы все единой целое». И ускакала. «Вот с этим приветом, — он говорит, я к вам и приехал».

— (А.Некрасов) Да, в то время его можно было наверно сразу в дурку.

— Представляете, да? А по поводу того, как я перешла из кардиологии. Это 1988 год, меня вызывает зав. поликлиникой и говорит: «Мария Вячеславовна, епархия просит кардиолога-реаниматора для сопровождения гостей епархии». Приезжает огромная делегация праздновать тысячелетие Крещения. Я соглашаюсь их сопровождать, он говорит: «Ну вот, тогда я Вас беру как специалиста широкого профиля, вот медсестра, вот вам машина, Вы будете их сопровождать, куда они поедут, туда и Вы». Нет проблем, нам самим интересно посмотреть на христианскую делегацию.

— (И.Окунева) А зачем Вам нужен был кардиолог?

— Им нужен был врач, она выбрала врача, у которого есть опыт реанимационной работы.

— Насколько это оптимистично?

— Это естественно, потому что люди разные, аргентинцы, американцы…

— Большое количество…

— Ну конечно, 2 негра, 4 негра трех цветов: черный, синий и коричневый, один на французском, второй на английском, третий на немецком говорил. При каждом из них переводчик, и плюс ФСБшники, КГБшники на тот момент сплошные, шри-ланкиец-христианин — ну очень интересно было за ними наблюдать. Наши их там отпаивали, откармливали, чуть ли не на убой. Сидят за столом. Из Осло пастор, как у нас патриарх, патриарх Норвегии, привез золотую Библию тогда, толковую Библию в трех томах, 200 экземпляров подарок православных христиан русским. Вот он спрашивает через переводчика у нас, кто мы по положению, откуда мы. Мы говорим: «Мы из поликлиники», переводчик переводит, что мы из клиники. Он говорит: «О, какой высокий уровень нашего обслуживания здесь!». Я пытаюсь объяснить, КГБшник говорит: «Молчать, все равно переводить не буду».

— (И.Окунева) Какой год это был?

— 88-ой.

— Итак, литургия праздничная, ко мне в храме подходит мужчина и говорит: «Вот здесь икона Христа, видите изображение Христа?», я говорю — «да». «А видите как у него стоят руки?», я говорю — «да». «Что он делает, как вы думаете?», я говорю «не знаю». «Он», — говорит, «экстрасенс».

— Кто сказал?

— Мужчина ко мне подошел.

— Просто вот из толпы?

— Из толпы. Говорит: «Я должен вам сказать, что Вы должны заниматься не тем, чем Вы сейчас занимаетесь». Я спрашиваю: «Почему Вы должны это мне сказать, с какой стати Вы решили?». Он говорит: «Ну, у Вас другой путь, другое предназначение». Я думаю: «Ну , сумасшедших много».

— Он русский был?

— Да, сумасшедших много, он — не факт, но я так, мимо ушей пропустила. А потом я уже разговорились с человеком, который занимался функцией внешней коммуникации в этой патриархии, в этой епархии, притом по образованию семейный терапевт. Он мне рассказывал еще, как ушел из терапии в религию строить карьеру. И вот сидим мы, разговариваем, вокруг делегация 50 человек в сутанах, у кого морда воот такая, кто с перепоя, кто явно голубой, и тут — один единственный светлый дед… я впервые видела свет, над головой, ауру днем… От деда этого свет, и к бабки к нему в очередь на поклон стоят. Я спрашиваю: «Как Вы думаете, в чем разница, вот почему?», он говорит: «Потому что в нем истинная вера, он из старцев, а бабульки это все чувствуют и знают, потому подходят к руке за благословением». Из 50 человек стоит 1 светится, а остальные… я уже когда с ними подружилась и стала лечить их семьи, он меня просили больничные им выдавать, у них очень строго, как в армии, обязательно нужен больничный, и рапорты, как в армии, все друг на друга строчат.

— Феодальный строй.

— Церковь и вера — разные вещи. Тут появляется эта эзотерическая литература, мне становится интересно, у нас организуется кружок такой отработки всех этих вещей. Тут я как раз участвую в конкурсе МЖК на проект семейного медицинского обслуживания МЖК, в котором обосновываю, почему должен быть психолог в молодой семье. Им тогда квартиры давали. Мне квартира не нужна, но психологу, подруге, доктору психологических наук — единственный шанс получить жилье. И мой проект проходит. Она получает квартиру, педиатр получает квартиру, там же живет, чтобы к ней можно было круглосуточно обращаться в случае необходимости. В этих трех девятиэтажных домах, которые построили МЖКовцы эти.

— (А.Лавренова) А что это такое?

Молодежный жилищный комплекс, была такая программа, когда люди уходили с работы на год — на полтора и строили дом. Там были профессиональные строители, но в основном вот эта вот рабсила была. Все, кого они принимали по конкурсу МЖК, должны были не иметь жилья, но иметь семью. Самое парадоксальное в том, что этот вот синдром отложенного ожидания, что вот они получат жилье, у них все наладится — очень четко обозначал, насколько проблемы гораздо глубже, чем просто жилье. Года полтора проработал этот центр, я там жила и каждый день принимала людей — как врач широкого профиля, и как психолог тоже. И после того как мы открыли кабинет, я получаю извещение о том, что есть под Зеленоградом такой семинар, его вел Федор Перепелицын. Я еду туда отдохнуть, апрель месяц, мы ходим по углям, купаемся в Москве-реке, занимаемся раздетыми на улице, энергетические процедуры, ну и — шары в спирали, конечно. Но я же врач, у меня с критикой все нормально — там половина шизофреников компенсированных, явно, вместе с невротиками. Каждый второй: «меня сглазили», «здесь вокруг порча». И смех, и грех. Ходит «черный маг» с сердоликом, голодал 41 день в горах, и к нему пришло просветление, как он должен лечить людей, глядя на них сквозь третий глаз. В-общем, насмотрелась я там. Но тут ко мне подходят ребята из украинской «Белой церкви»,и говорят: «Вы врач?», я говорю «да». «Вы строение головного мозга хорошо знаете?», я говорю: «Ну, разрезала в юношеские времена, и сдавала экзамены, могу рассказать». Он говорит: «Хорошо. Я психохирург, у моего друга ребенок ложится через три дня на операцию, опухоль головного мозга. Мы хотим сделать психохирургическую операцию, вдруг поможет. Вы должны держать образ, и рассказывать мне, что я делаю».

— (И.Окунева) Предполагает некая манипуляция в воображении?.

— Yes.

— Понятно, нормально.

— Мы выбираем время, он начинает, звонит туда, они там тоже настраиваются.

— При этом пациент еще где-то вообще?

—Да. Мы в Подмосковье, под Зеленоградом, на какой-то турбазе. Он говорит, что он делает, я говорю, что нужно делать, и где это находится. И мне вдруг картинка приходит — я и правда вижу, где опухоль. Вижу как он работает, и думаю: «Шизофрения — вещь такая заразная, наверное, я тоже тут немножечко сдвинулась». Они все сделали, я говорю: «Ты мне, пожалуйста, потом дай обратную связь».

— (А.Лавренова) «Все ли со мной в порядке»?

— Не про себя, про мальчика. Через сутки он получает сообщение, что ребенка не стали оперировать, потому что на последней томографии опухоль не нашли, сочли это артефактом. Вот тогда я поняла, что я чего-то не знаю, для меня это был транс вообще. Врачи — самые ярые материалисты. Я приезжаю в Москву, возвращаюсь домой и получаю опять-таки в том же МЖК информацию о том, что приезжает Майкл Спаркс с новыми техниками НЛП. Обучение навыкам эриксоновского гипноза, хотя там был не гипноз, а транс. Поскольку для меня то, что происходило, тоже было трансом, я приняла решение точно туда поехать. Это было в Обнинске — 200 с лишним психологов, психиатров, ну и, конечно, эзотериков. Трое суток в глубочайшем трансе, занятия даже ночью, мы практически не спали. И на каком-то подсознательном уровне возникает навык гипнотического транса, способности ввести человека в гипноз и самому входить в гипноз. Ну и дальше пошло-поехало, я пошла на ребефинг, на телеску, и тут ко мне обращаются ребята, которые были на конференции, и говорят: «Поехали с нами в турне, ты врач, нам от тебя нужна помощь». И я в одночасье принимаю решение уйти из бюджетной медицины.

— (И.Окунева) Куда они позвали?

— В турне. У них был заказ на работу с клиентами. Мы поехали сначала в Тамбовскую область, потом в Ростовскую, Волгоградскую — везде, где были у них договоренности. Я, как врач, смотрела «до» и «после», а они там занимались этим шаманизмом, целительством и так далее. Но для того, чтобы поехать, я сначала взяла отпуск, а потом уволилась совсем. Я поняла, что мне психологические аспекты — то, чем я начала заниматься, гораздо интереснее. И с 1990 года по 1995 я, не переставая, училась. В 1995 появилась психогенетика, еще 15 семинаров и диплом. В 2001 появляется Хеллингер, до этого — еще Ребёфинг, телеска, Зуев. Я ухожу в психологию через опыт, врачебный опыт мне категорически хорошо помог. И реанимационный, потому что он мобилизует и учит работать с разными ситуациями. Я была эдаким миротворцем. Жалобы поступают на какую-то бригаду — меня отправляют заглаживать. Это такой коммуникативный навык — принять другого человека, его право жаловаться, и чтобы при этом жалобу забрали.

— «Блаженны миротворцы..»

— Да. В общем, тоже навык. На скорой же ты приходишь каждый день в разные семьи, в течение дня — 15-20 вызовов. Где-то тебе разрешат сесть, где-то не разрешат. До сих пор помню эпидемию гриппа, двенадцатый этаж без лифта, поднимаемся, третьи сутки дежурств, потому что врачей не хватает. 42 года, острые боли в сердце, тащим кардиограф в 15 кг, это сейчас для него маленькие коробочки, металлический ящик — еще 12 кг, и нет санитара. Мы вдвоем с фельдшером поднимаемся на этот 12 этаж, в 3 часа ночи, открывает дверь мужик: «О, бабы! Женщины, проходите, у меня водка осталась, они все не выдержали». Там вповалку человек 5 мужиков. «Водка не может быть недопита», — говорит. Единственным желанием было опустить этот электрокардиограф ему на башку. В конечном итоге мы позвонили диспетчерам и вызвали ментов. Он говорит: «У меня сердце болело от одиночества, я не врал». Но я не забуду это единственное желание поднять электрокардиограф и припечатать его.

— (А.Лавренова) Потом еще одну бригаду после черепно-мозговой вызывать.

— На скорой было 2 случая, когда я явно не могла помочь, и знала, что человек уходит. Он просил не обижаться, говорил: «Я уйду, меня зовут предки». И еще одно дежурство мое в больнице было очень интересным. Женщина, 52 года, после инсульта, у нее начинается сердцебиение, фибрилляция, мы подключаем электрокардиограф, а там симптомытромбоэмболии легкого. В наших условиях на тот момент это вылечить невозможно, человек явно уходит. Но по закону мы должны были сломать ей ребра и провести все реанимационные мероприятия, сделать наружный массаж сердца. Я начала подключение, успели снять электрокардиограмму, мы ставим капельницу, и вдруг я чувствую, она говорит: «Отпусти меня, я здесь сделала все, что нужно».

— (А.Некрасов) Ну да, и зачем ей сейчас еще ребра ломать…

— Я делаю массаж, но явно не ломаю все, мне потом за это сделали втык, хотя патологоанатом сказал, что мы сделали все, что могли. Но самое интересное не в этом — это другой корпус, я возвращаюсь в ординаторскую, ложусь спать и не могу уснуть. Вдруг вижу, идет белая фигура из окна ко мне и говорит: «Спасибо за то, что ты меня услышала». Эта женщина была. То есть, вот такие эпизоды были, но я, наверное, была готова к тому, чтобы принять другой мир и другой взгляд на вещи. И вот эта вот база медицинская, она очень помогает.

— (И.Окунева) Марина Вячеславовна, Вы когда работаете с людьми сейчас, у Вас такое же рабочее состояние, как было в реанимации?

— Да, я поток слушаю и все, я иду за тем, что говорят клиенты. Заместители — они, иногда бывает, двигают свою сторону, и это нужно просто видеть. Я стараюсь не брать в заместители тех людей, которые лучше знают про клиента, чем сам клиент, потому что они заведут не туда. На самом деле, всегда нужно ориентироваться на то, что говорит клиент и делают заместители. Если заместители опытный, если они правда доверяют тому, что происходит — они всегда скажут динамику, скажут куда повернуть, что делать.

— Я про Ваше состояние, это же наверно..

— Транс. Ириш, не поверишь, я практически не помню после окончания расстановки, о чем она была. Я просто отпускаю. В свое время для меня эта фраза Хеллингера была ключевой, про то, что «Вы не должны тянуть клиента за собой, Вы не должны это обсуждать ни с ним, ни с кем другим, и Вы должны забыть о нем. Помогали не Вы, помогал Господь». Для меня ключевые вещи запоминаются, самая суть, а детали я иногда даже и не помню, просто отсекается, и все. Ушло и ушло. Вот в этот момент шел поток, шла информация, идет картинка. Плюс по своему состоянию я уже научилась понимать, что если я вдруг начиню засыпать, сколько бы я не спала до этого — все, здесь ты дальше не пойдешь, тебе не хватит энергии на то, чтобы это протолкнуть. Обычно эта реакция бывает на родовое проклятие, либо на родовую порчу, либо на нежелание или невозможность клиента перемениться.

— (А.Некрасов) Не на чем ехать.

— Он не готов, а качать его любой ценой, накачать за счет группы можно, но это опять накормить рыбой, а не научить ловить ее.

— (И.Окунева) Но я видела, как Вы в подобном случае как бы передаете руль своим ученикам.

— Да, они опытные, они очень хорошо ведут, они сами прекрасно видят, когда есть динамика, а когда нет, это тоже важно. Я выхожу только в тета-уровень в этот момент, и стараюсь поддержать на том уровне, на котором я подключаюсь, к этим потокам, если есть разрешение высших сил, чтобы помочь. Просто часто клиенту нужна некая оформленность, видимость того, что с ним что-то делали, поэтому девочки часто дорабатывают. Хотя я уже точно могу сказать, где не будет результата, а где будет, какой клиент будет работать и с тобой, и с собой.

— Как, по Вашим ощущениям, перераспределяется результат между клиентом, терапевтом и «чем-то еще»?

— Я вообще себе никаких заслуг не приписываю, все на волю Божью. Если это свершится, это свершится, и если не свершится, то хоть кол на голове теши. Очень важно не приписывать себе заслуги, очень важно. В начале, когда мы только этому учились, было искушение. Первые группы, которые я вела, были связаны с ребёфингом, и НЛПровскими техниками. Так, в Твери я провожу семинар по НЛП, приходит женщина молодая, говорит: «У меня 15 лет, мигрень, которая не проходит ни на один день. Она проходила только в момент беременности сыном. Сейчас сыну 5 лет». Такая отличница-отличница. И когда мы с ней стали работать, видно было, что у нее целый визуальный ряд картинок, оказалось, что ее с 15 лет ее насиловал отчим, она ничего не могла с этим поделать, а это очень серьезный отпечаток. А дальше пошли картинки, как она его убивает. И как только пошли эти картинки, головная боль у нее резко усилилась — в общем, там техники определенные, делаем это, делаем то, и вдруг у нее прекращается головная боль. Она ко мне поворачивается и говорит: «Так не бывает. Не болит». У нее прошла 15-летняя мигрень. Потом летом они едут в лагерь под Воронежом, у нее муж — двухметровый офицер, занимается космосом в научной лаборатории. Мы впервые пробуем технологии «Мать и дитя», тема — внутриутробное развитие. Вот эта вот Светочка 35-летняя во внутриутробном состоянии, ведет себя как ребенок, руку поджимает, говорит: «я не хочу выходить, меня убьют, мама меня не хочет». Народ рыдает — впервые все это, навыка сопровождения нет, мы думали сделать только упражнение на 40 минут. Еще не было ресурсных упражнений на то, чтобы помогать, мы только открывали этот пласт. Вскрылось там, конечно, все у всех, и тут Валера, ее муж, двухметровая каланча, падает в обморок. Оказывается, он умер внутриутробно, и хотели делать плодоразрушающую операцию, но мать сказала: «Я сама его вытолкну», и она его родила, он остался жив. То есть, типично проявилось резонирующее поле, синхроничность. Он очнулся, вышел из этого состояния, глаза вот такие, говорить не может — регрессировал до постнатального периода. Ему месяц, он встать не может, ходить не может…

— И ручки не его.

— И ручки не его. У меня паника, но реанимационный навык никуда не денешь, я ввела его в транс и стала растить по Эриксону через метафору растущего, запись цветка, который пробивается. Когда стоит долго, 2 недели неподвижно, а потом быстро прокручивают, и получается, что вылез, вот почка, и вот уже цветок. И все это за какие-то секунды. Я ему индуцирую эту метафору, он встает, довели его до полутора лет, начал ходить помаленечку. Самое страшное было не это — на следующий день подходит он ко мне и говорит: «Мне нужно с тобой поговорить». Я говорю: «Ну, давай». Он: «Значит так, я с планеты такой-то». Я думаю: «Бля, это я мужика из военной организации, закрытого учреждения, довела до дурки». Говорю: «Значит так, Валера, я тоже не с этой планеты, но об этом никто знать не должен, и про твою планету тоже». Он: «Я посланец», я говорю — «знаю». «Я прислан сюда работать с энергиями», я говорю: «Знаю. Ты и будешь работать, только, пожалуйста, ты никому не должен об этом говорить». Он: «Понял». Я говорю: «Ты понимаешь, что мы здесь не просто так?» — в общем, вошла в роль, с ним договорилась. Но самое интересное, что через полгода он увольняется с военной службы и начинает работать с энергиями.

— (А.Некрасов) Ну так, посланец же.

— Причем с приличным эффектом таким… вот уж никогда не забуду. Как я передрейфила — думала, привезла нормального мужика, приехал сопровождать жену, а уехал «с шизофренией». Нет, на самом деле, планету даже назвал, номер какой-то. В-общем, сейчас целительской практикой занимается, второй ребенок у них родился. Чем он там занимается, я не знаю.

— Это какой год был?

— 98-ой.

— Ну а сейчас, в 2016 Вас до сих пор что-нибудь удивляет, приносят люди?

— Да, исторические вещи очень сильные, у меня в свое время как-то на расстановку пришелДыховичный, еще был жив, и привел друга своего, Виктора Сорокина, писатель тоже.

— (А.Некрасов) Сорокин? Да, писатель.

— Он как раз скандально известный был, потому что писал о том, как съели там на дне рождения кого-то, любитель клюковки… И там работа была о секте, женщина пришла найти свою дочь, которая попала к сектантам в 13 лет, и глава секты спал со всеми от 13 до 17, так они забрать ее не могли — тогда еще никакие правоохранительные органы не помогали, вообще не было отделения работы с сектантами. Дыховичный сидел, смотрел, и говорит: «Блин, вот куда нужно приходить, сценарии брать из жизни. Санта-Барбара отдыхает». Жена его ходила на группу постоянно. «В принципе, я хотел бы взять таких вот ваших заместителей, чтобы люди не имели актерского образования, я вижу как они входят в чужие роли, это», — говорит, — «хороший пласт, хорошая основа для кинематографической работы. Если они согласятся, я бы потом с ними поговорил». То есть, там бывают ситуации такие, какие даже не предполагаешь, жизнь настолько многообразна. Такие случаи запоминаются, конечно. Но опять таки, нужен навык забвения — чтобы не чувствовать, что ты такой весь всемогущий, и все это от тебя, понимаешь? Лучше не помнить, чем раздувать свою гордыню.

— (И.Окунева) И заткнуть ей путь к развитию.

— Да, да, но на самом деле еще плюс возраст, это по поводу отношений со смертью, мой личный опыт августовский — я, как кардиолог, думала, что все, что со мной происходит — соматика моя, связанная с легочно-сердечной недостаточностью. У меня отец в 45 лет умер от инфаркта, все в его роду, все мужчины жили не более 50 лет, но в этот момент мне было ровно 64 года — возраст, когда моя бабушка умерла от рака щитовидной железы. В дату ее смерти я попала в больницу. Накануне сын заставил меня, он работает в Управе делами президента, наблюдаться в поликлинике. Он меня туда оттащил, заставил сдать анализы. Я сдаю анализы, через час мне звонят: «Срочно приезжайте, нужно госпитализироваться, иначе смерть». У меня очень высокий креатинин, острая почечная недостаточность, прилетает Славка, говорит: «Где лучшие диализники? Вам срочно нужно делать диализ», это во второй Боткинской. Меня на каталке туда, в два часа дня приезжаем, только в час ночи меня госпитализировали, все это время там решается вопрос, делают обследование и так далее. На утро в полубессознательном состоянии меня уже в диализ кладут. Последующие трое или четверо суток я в полузабвении, и тогда же — и река Стикс, и та сторона, и фигуры людей, родственников на том берегу, которые говорят мне: «Тебе тут не место, еще не время», и абсолютно внутреннее спокойствие и готовность туда уйти, как будто все, что делалось, уже завершилось, и я имею право. После первого диализа ночью разговор с ангелом-хранителем, сон такой, как будто кто-то из архангелов говорит: «У тебя есть выбор, ты можешь уйти, можешь остаться. То, зачем ты приходила — ты сделала, теперь только тебе выбирать: уйти или остаться, выбор за тобой, только ты решаешь». Это как договор с жизнью или со смертью. И я понимаю, что хочу остаться, потому что у меня еще нет внука или внучки.

— Как-то это зловеще.

— И что в общем-то есть много нереализованных творческих планов, в плане семинаров и так далее, просто в последний год было очень тяжело. У меня нарастал креатинин, но я не связывала, кардиологи даже ошибались, в Бакулева были супер-консультанты, но они мне не поставили почечную недостаточность, которая уже была, они мне поставили сердечную недостаточность. То есть все, что мне делали последние полтора года, было абсолютно неправильно. Врачи ошибались, а я же врач сама, я доверяюсь всему. Меня лечат — я принимаю все, как положено. И когда меня привезли, говорят: «Почки нормальные. Почему острая почечная недостаточность? Она бывает только на фоне хронической почечной недостаточности, а почки нормальные, непонятно откуда. То есть я для них была загадкой, а если ты сделала диализ, то у тебя обратного пути нет, это профнакладка.

— Надо делать всю оставшуюся жизнь, что ли?

— (А.Некрасов) Да, а как же…

— По 35 лет там люди делают. А знак внешнего экрана был за полгода до этого — девочка пришла с хронической почечной недостаточностью, с диализом, ее только с диализа привезли. Ребята ее возили по 3 раза в неделю на процедуру, ей 24, она отстояла на очереди на пересадку почки, и ей сказали, что если в течение полугода почка не поступит, то эффекта не будет, они не смогут, диализ ей больше не поможет.

— (И.Окунева) Она пришла к Вам на группу.

— Да, мы делали расстановку. Через сутки ей позвонили. Разбился мотоциклист с ее группой крови, он находился в реанимации, но надежды на то, что он выживет, не было. И ей его почку пересадили. Она приехала на своих двоих через 3 или 4 месяца, совершенно счастливая, сказала «Спасибо». Еще через месяц начали нарастать симптомы позднего отторжения, она еще раз пришла на расстановку, мы это изменили, но внешний экран мне показывал: «Проверь почки».

— А Вы про внешний экран говорите как …

— Для себя.

— … некие события в мире?

— Да, да. Поскольку я сама кардиолог, симптомы все укладываются. У меня подруга работает начальником департамента HR в Покровской больнице кардиологической, в Питере лучшая, восьмидесятилетняя еврейка, специалист по нарушениям ритма, потрясающая баба, активная, живая, 80 лет, ведет клинику, клиентов лечит за границей, лучший в Европе считается специалист — она мне назначила терапию, а эффекта того, который должен был быть, не было. Где только не смотрели, или, получается, что просто не туда смотрели. Сейчас идут улучшения ритма, есть восстановления, раньше было 3 раза в неделю, сейчас уже 1., и вообще речь идет о том, что могут снять совсем. Я-то настроена на то, чтобы сняли совсем. Тета-хилингом работала с одной из девочек, но там тоже главное — постулат веры.

— (А.Лавренова) А Вы сами Тета-Хилингу учились?

— Я только читала книжки. Дело в том, что у Елены есть клинически подтвержденные результаты, я ей давно сказала, что нужно просто просить у клиентов все анализы до начала сессий тета-хилинга, и после. У нее есть клинически подтвержденные случаи терапии четвертой стадии рака.

— (А.Лавренова) Да, у меня тоже у знакомых, кто работает с заболеваниями, очень успешные результаты.

— Когда на нее смотришь, у нее абсолютное состояние детской веры — вот это в тета-хилинге, мне кажется, самое главное.

— (А.Некрасов) Самое главное, да.

— А это достаточно серьезное искушение для мозгодеятелей. Уж если ты не веришь — ты все-равно будешь контролировать, проверять, плюс после тета-хилинга нужно время, работа идет на тонких планах. Пока то, что там есть, опустится на физический уровень, нужно время.

— Ну вот я не исцеляю, я с убеждениями работаю, загрузками — все это просто замечательно, моментально. А вот с исцелением физических каких-то штук у меня у самого энергии не хватает.

— (А.Лавренова) Навык тоже нужен.

— (А.Некрасов) Это специализация, не навык. Это просто у меня нет веры, что я это сделаю, и это будет, поэтому я этим не занимаюсь.

— Елену парализовало, и ей никто не мог поставить диагноз, она просто слегла. И тут ей приходит информация о том, что есть такие тета-хилеры, которые поднимают. Она встает и едет на семинар, точнее, ее везут на носилках. С того момента начинается ее восстановление. Она никогда никакого отношения к анатомии не имела, к медицине, но рассказывает: «Мне просто картинки показывают, что Он (Создатель) делает. Я прошу, и он мне показывает, откуда ноги растут». У нее атласы анатомические, она говорит: «Он мне покажет, я суюсь в атлас хоть посмотреть, закрепить, потому что я не понимаю часто, что происходит». Но у нее даже сомнения нет, что он поможет.

— (А.Некрасов) Ну у меня все-таки 3 технических образования, они очень…

— А это и есть профнакладка.

— Они дают просто о себе знать. Для меня, например, взять бубен и сделать хорошую погоду — это нормально, а вот приходит человек с каким-то серьезным физическим дефектом — я же понимаю, что это годы…

— А мы в Финляндии, кстати, сами шили бубны с лапландской ведьмой.

— (А.Лавренова) А есть у Вас здесь бубны?

— Да.

— Покажете?

— Могу свой, его нам инициировали, делали его мы двое суток, сами натягивали.

(достаем бубен)

— Вон, видишь желто-зеленый? А еще у меня есть непальский есть. А, вот он, здесь. Палочка. Их 2, конечно, да. «Надежда и любовь Бога ведут меня к встрече с моим божественным партнером». (надпись на бубне)

— О как! Это тоже что-то из тета-хилинга.

— Мы ездили на экскурсии с детьми, и потом русская женщина, которая живет в Финляндии, сказала, что можно встретиться с ведьмой и сделать собственные бубны. Мы поехали туда к ней, жили у нее двое суток, все делали, потом уже в конце ночью она инициировала. Там специальный ритуал инициации, там можно было не один делать под себя, а разные, на разные темы. Вот какая информация приходила, какое дерево приходило — мы там работали с деревьями, под это, под это, вот даже под это. То есть это все давал лес, так что вот такие.

— (И. Окунева) Вы это пустили в практику?

— Да, конечно, шаманские дни обязательны в летнем лагере.

— У Вас летний лагерь. А как Вы вообще это все поднимаете?

— Летним лагерям 20 уже лет. В 92 году первый раз, потом были под Питером. Женщина одна занималась там инвестиционной терапией, через расстановку делала ритуалы сакрального брака между мужчиной и женщиной. Основная группа, в основном, женщины были. Была пара мужчин, но с семьями. Мы все работали на то, как быть женщиной-ведьмой, хозяйкой…

— (А.Некрасов) Такие, магические?

— Да, это полу-секта, «тайны сакрального брака», просто у нее через управляемую визуализацию, а я делала расстановочными техниками то же самое. Плюс арт-терапия, работа с телесными практиками, еще китайские такие есть фонарики, лотос со свечой. У них есть праздник в Китае, когда они лотос пускают с желанием. Ну и вот, турбаза, фонарики, девчонки все написали свои желания, каких они хотят партнеров, выпускаем эти лотосы. И тут подъезжают два корпоративных автобуса.

— (И.Окунева) Мужчин?

— Мужчин, приехавших туда на какой-то бизнес-тренинг. Вылезает огромное количество спортивных мужиков, и один такой «Шварцнеггер», подъезжает на скутере к девушкам, которые все такие в медитации, отправляют желания, и, разумеется, говорит: «Батюшки, столько красивых женщин». Они: «Ты что нам тут мешаешь?». Я говорю: «Вот так вы хотите мужчин. Вы только что послали фонарики, вот к вам мужчина приплыл, говорит вам комплименты, а вы его куда?». Второй случай. База под Воронежем, семинар. Мы и организаторы семинара уехали вперед, а девчонки заблудились. Уже 11 вечера, там 23 километра по лесу вглубь. У девчонок машина обычная, не джип. Мы грозу проехали, во всех источниках искупались, приехали из этого леса, нас уже шашлыки заждались. А девчонки застряли в этом лесу — 4 дамы, все ехали разрешать личные вопросы. Вдруг появляется джип с двумя мужиками: «Красавицы, вы что здесь делаете, вам куда, давайте поможем?». Они — им: «Пошли нах..». Через 15 минут появляется второй джип, непонятно откуда, с мужчинами молодыми: «Девчонки, давайте поможем», они и его отшили. И звонят нам: «Вы нас бросили». Господь им лодку посылал, а они… Я говорю: «Вы куда едете? За женихами? Вы этого хотите? Вам Вселенная послала два шанса. Может, и на семинар уже не нужно было бы».

— «Нет, мы пойдем другим путем».

— И не дойдем.

— (А.Некрасов) И не дойдем, потому что мы не хотим мужиков…

— «Каково выше истинное намерение? Доверять мужчинам или не доверять мужчинам?».

— Бубен очень нужен. И помимо этого путешествия шаманского, когда открывается ясновидение и яснослышание, я люблю техники, которые помимо работы с животными силами, открывают силы воина. Еще — очень ресурсное упражнение, когда очищается место, человек ложится и в этом расчищенном пространстве отдыхает. Столько красивых техник в шаманстве, и они все могут быть адаптированы психотерапевтически.

— (И.Окунева) А вот у кого Вы этому учились?

— По литературе, плюс инициация шаманов, и реинкарнационный опыт у меня был. Я даже места узнавала в Перу, где это было. Мы там с четырьмя шаманами работали, в Мексике, в Перу прошли аяваску, 6 сеансов у Гиллермо. А в долине шаманов мы делали работы, и я пробовала после аяваски пробовала этот еще, «дон педро». Аяваска женский психоделик, такой, ночной — он открывает скрытое теневое подсознание.

— Иньский.

— Иньский, да, иньский. В 9 вечера церемония начинается, в час где-то ты уже уходишь в свою нору, и оно продолжается где-то до утра. А янский, дон педро, или педрито, как его еще называют, он начинается утром и длится сутки, но там сверхчувственное обостряется. Там драконы летали, и чего только не было. Я таких красок, как под аяваской, просто нигде не видела. Это как раньше продавали книги кришнаиты, яркость вот эта вот индийская, это что-то потрясающее. Я была и моя подруга из Израиля, она вообще была что-то типа Лакшми (в индуизме богиня изобилия и процветания).

— (А.Некрасов) У меня клиентка была после аяваски, ее так вынесло, еле в чувства привел.

— (А.Лавренова) Говорят, что аяваска вообще разрушает нейронные связи, и достаточно опасна.

— У всех по-разному.

— (И.Окунева) У всех по-разному. Можно и к психотерапевту сходить, и попрощаться с кукушкой.

— (А.Некрасов) Ну, это да.

— Девочка, которая мне рассказала об Икитосе (город в Перу), перепрожила страх смерти, у нее были фобические атаки. На 7 день они поехали туда, и она вот из такой стервозной, достаточно эгоцентричной, быстрой, жесткой бизнес-леди стала нормальной женщиной, особенно когда ушел страх смерти. То есть, она перестала защищаться. Естественно, крыша может поехать. Мне было интересно как психотерапевту прожить свое. Но мне еще, к сожалению, со своими клиентами ездить нельзя, потому что у них свои процессы. У меня в одной стороне клиентка «рожала»: «Мария Вячеславовна, спасите меня, спасите, мне очень больно», вторая девочка держала меня за руку: «Не отдавайте меня, не отдавайте, они меня заберут».

— Я и говорю, что такие штуки хорошо, когда люди делают очень осознанно, и очень понимают…

Да, я знала, зачем иду, поэтому у меня не было проблем.

— Но сейчас это все тиражируется таким каким-то странным образом.

— Да, потом они привозят аяваску, а это продукт свежеприготовленный должен быть. Они там делают все, там же варят, на территории этого Икитоса. Каждому сначала дают очистительный продукт, диета, только белое мясо, только овощи и рис, фрукты. Каждому свое дали, позвали всех в круг, Гиллермо спросил у каждого запрос, на каждого своя трава. У него там прямо ботанический сад, одному что-то варили, другому мололи, у каждого еще форма приготовления разная, одному размешивали ростки с чем-то, другому в чистом виде давали. Вот первое, что нам дали, это нам дали этого очистительного, к утру мы были все чистые настолько, что нам трудно было подняться, поскольку вычистило все, что можно. На следующий день нам стали давать каждому свою траву, в 9 вечера первая церемония, и вот таких мы прошли 5. Там был онкологический больной, там была женщина с бронхиальной астмой, был ребенок очень тяжелый. И вот ты лежишь на этом матрасе, рядом с тобой ведерко, в середине алтарь, и 2 помощника — один уводит в нижний мир, черный. Он подошел к одной даме, она начинает пить, Гильермо голосом вытаскивает из нее что-то, и прямо видно, что это — шипение такое, даже слышно было. В общем, явно демон. Этот «черный» Рикардо его ловит, и туда.

— И отправляет по адресу.

— Да. А второй белый, он помогал, если нужно было оттуда что-то достать. А в оазисе этом было очень специфическое ощущение. Там очень интересно: ручеек, озерцо, рядом кукурузное поле, индюшата, курицы. И вот это ощущение, что ты чувствуешь, как все происходит — что растения живые, что земля живая, что ты можешь все почувствовать до магмы, как она дышит, что ты чувствуешь жизнь любого живого существа, что можешь поговорить с рыбами, с птицами. Сверхчувственное обострение. Там горы, и ты видишь, как меняются века, причем в обратную сторону, ты можешь дойти до доисторического периода — как один из первых моих опытов в реливе, когда я чувствовала себя динозавриком. Я понимала, что я врач, что рядом со мной 2 психиатра и психолог, что я не в сумасшедшем доме, что со мной все нормально.

— Но лодки не те.

— Я оглядываюсь, а у меня чешуйки, и мамы нет, и ледниковый период — никогда не забуду это ощущение. Думаю: «Так, все, пора в дурдом». Это 91 год, еще только всего начало этого. Потом в какой-то момент мы захотели есть, мы ничего Фредди не говорили, он помчался на кукурузное поле, и через 10 минут принесли горячую кукурузу. Или девочка, со мной приехала, сидит и думает «так хочется сладкого». Он отправляет двух своих детей, и они приносят шоколадки. Связь такая, что он без слов понимает, что ты хочешь, по образам.

— Наверное, как в расстановке, даже не смотря на глубочайший транс, понимаешь, что происходит.

— Да.

— (А.Лавренова) Но если это возможно под воздействием таких веществ, то возможно же это чувствовать и в нормальном состоянии, без стимуляторов?

— Конечно. Что такое трансовая индукция, или релив, или направленная визуализация? То же самое, только главное мозги отключить в этот момент.

— А релив — это что?

— Это предвосхищение будущего, перепроживание прошлого, техника холодинамики.. В 1999 году мы под Тулой, 100 с лишним человек, проводим реливы. Ребята уходят в шаманский поход, а у меня до этого полгода была аллергия на солнце в виде крапивницы, и уже ничего не помогало. Ушли в поход, а там пещера Степана Разина, начался ливень, они остались в пещерах, и у меня на фоне переживаний за группу начинается отек Квинке, ответственность же. И тут народ появляется, а отек уже идет — срочно ложимся, и мне делают релив. И одно из самых тяжелых воплощений, одно из самых ясно запомнившихся: одна половина лица у меня как у этих президентов в Голливуде, в камне высечена, а вторая — такой терминатор текучий, причем полное ощущение кинестетическое. А второе сильное переживание — это я макрокосм, я микрокосм, я часть всего, и я все. Это такое сильное переживание, что ты его больше нескольких секунд просто не выдержишь. Это как познать все — это очень тяжело, и в то же время страшно, мозги включаются и говорят: «Уйдешь ведь, вали оттуда».

— (А.Некрасов) В детстве были похожие ощущения, когда я был маленький. Я заходил в лес, и очень хорошо помню, что я, с одной стороны такой маленький захожу в лес, а с другой стороны — я есть этот лес, в который заходит этот маленький ребенок…

— Да, вот абсолютное ощущение.

— Это в детстве у меня было, а потом, уже позже, когда начал всем этим заниматься, я понял, что это некое одновременное присутствие, в едином и в частном. Мне кажется, дети все это…

— Могут. Да. И еще одно было ощущение, что я самурай.. Я тогда про самураев вообще ничего не знала. За спиной синтоистский храм, золотой Будда — если я буду в Токио, я это место точно найду. Фудзияма, цветущая сакура, двери открыты, храм, я на ступеньках храма, а передо мной 11-месячный младенец. Там очень цифра 11 как-то вот впечаталась, а я 11 декабря родилась. Рядом лежит нож самурайский, нож для харакири, и выбор. Мы 11 лет просили в этом храме ребенка, и родился мальчик, потомок, а теперь я должна убить его и себя.

— (И.Окунева) Почему?

— По законам самурайским. Что-то там произошло с твоим хозяином — и ты должен тоже себя убить.

— А потомство зачем?

— (А.Некрасов) Потому что мальчик.

— Мальчик потому что. Я ничего этого не знала вообще. Через 2 дня мне пришел журнал, в котором все это было описано. И там я делаю выбор между долгом и любовью к этому дитя. Естественно, в реливе меня отводят назад, берут ресурсы, и я избегаю этой ситуации. После этого я встала, и с того момента у меня ни разу не было аллергии на солнце. Есть такие вещи, которые на подсознательном уровне вот таким образом решаются. Причем я понимала, где я, и в то же время эти картинки были настолько ясными и осязаемыми, вплоть до запахов и вкусовых ощущений. Но главное эмоциональный фон — это тоже форма работы с подсознанием, без аяваски, но там адреналин помог, наверное, с этим страхом.

— (И.Окунева) Мария Вячеславовна, а что для Вас на данном этапе самое интересное: работать группами, делать тренинги, которые есть, или создавать новые?

— Ты знаешь, в любом обучении есть 3 стадии. Первая стадия — это стадия ученика, когда ты учишься какой-то новой технологии. Вторая стадия — стадия мастерства, когда ты овладел этим, изучил уже настолько, что ты можешь мастерски проводить любую из этих технологий. И третья стадия — это творчество. Вот Саша правильно делает — только те, кто может интегрировать через себя многое, способен творить. Даже не изобретая новое направление, что очень важно на Западе, потому что это деньги, имя, клиенты и статус. Просто творить из того, что ты знаешь. Мне в этом отношении очень импонирует мой учитель в области НЛП, этоМэрилин Аткинсон, она — человек возможностей. А мне вообще, где бы я не работала, работать с 8 до 5 категорически не нравилось.

— (А.Лавренова) Как я Вас понимаю.

— Я могу сутки работать, и двое, и трое, но если это я, если этим занимаюсь я сама. 10 дней на тренинге, ты с утра до вечера в погружении, но это тебя не уничтожает. А накануне того, как ты работаешь с полем, особенно при второй фазе холодинамики, перед летним семинаром — тебе не дают спать, тебя ночью учат работать с группой, показывают, что будет.

— (И.Окунева) Зачем ночью?

— Будят ночью.

— А для чего это? Доводят до какого-то экстрима, да?

— Нет, просто приходится держать поле, ночью работать на будущую полевую структуру группы. Первые 2-3 дня в групповой динамике есть еще такая закономерность, на одной из стадий возникает агрессия. Стадия первая — я и они, стадия вторая — я и мы, стадия третья — нужно идти вглубь, я и я, и это вызывает страх открыть истинную природу, с самим собой встретиться. И часто защитный механизм агрессии в этот момент начинает проявляться на конфликтах внутри группы. Там же обязательно в лагере разделяются на группы по 4 человека, в которых и идет работа, не важно какая — сказкотерапия, вы сказку пишете, или занимаетесь расстановками, посвященными сакральному браку, или еще что. Все зависит от темы. Агрессию по правилам психотерапевтическим нужно переводить на тренера, на руководителя группы, потому что ты можешь с этим справляться, ты понимаешь, откуда это. Но у меня даже внутри малых групп не возникало агрессии, потому что я чувствую это напряжение. Мне ночью просто показывают, я делаю упражнение, делаю его в начале и потом на перенос. «Что этот человек для тебя, почему у тебя есть агрессия на него? Это агрессия на него, или на того, чью фигуру ты в нем видишь?»

— С кем-то перепутал, да.

— Все. И оно нейтрализуется. Вот это правило обязательной агрессии. А когда они еще осознают, что когда другой человек обнажается, у него вдруг все на поверхности, и что другой к нему может тогда испытать, в большинстве случаев?

— Сострадание.

— Сочувствие, сострадание. Почему ты думаешь, что к тебе это не применимо, почему ты думаешь, что тебя будут судить? И когда люди это понимают, вот этот страх — он утилизируется. И потом в конце они уже так любят друг друга, что это групповое поле разорвать трудно: уезжают, прощаются, едут вместе, потом там еще прощаются, в Москве остаются друг у друга ночевать. Поле разрывается потом очень с большим трудом, если это поле любви они ощутили. На чем работают команды лайфспринга, когда люди приходят в команду? Там люди, когда испытали эту эмпатию — они заражаются ею. Это люди, которые зависят от расстановок, они просто ходят заместителями, потому что там есть атмосфера принятия.

— (И. Окунева) Как сказала одна моя знакомая, «я — духовный наркоман».

— Да-да, это форма эмоциональной зависимости от эмпатии, потому что это люди, которые не получили своего тепла. Это все есть зависимое поведение, только зависят они от энергии тепла, любви, принятия, что и есть эмпатия. В момент, когда есть агрессия, напряжение я часто устраивала танец полных потенциалов: «Посмотри на себя глазами этого человека», упражнение «Мета-зеркало: кого он тебе показывает?», и так далее. Мне очень понравилась метафора: «Когда я веду транс, за моей спиной стоит Арес, я держу его на своем левом плече».

— (А. Некрасов) Да, да, что-то мне напоминает.

— (И.Окунева) А что именно?

— (А.Некрасов) Ну, во-первых Тальписа, который говорит: «Ставьте .. и работайте», и Зелинского, который говорит: «Назначайте себя мной, и работайте». Все равно. У Тальписа 16 фигур, которые можно поставить, и это интересно.

— (И.Окунева) Ты больший специалист по этому, но смысл не в этом, а в том, что есть некий канал, который мастер прорубает…

— Конечно.

— …и им можно пользоваться.

— Я то же самое говорю. У меня иногда бывали случаи, когда я высыпалась вдруг за 4 часа, а утром звонок из Норильска: «Марина Вячеславовна, Вы сегодня приходили во сне, я задавала вопросы, вы мне ответили», потом звонок из Северодвинска: «Марина Вячеславовна, Вы сегодня были у меня во сне». Полный потенциал мой шарится неизвестно где, но я зато высыпаюсь, я всегда по этому поводу смеялась. И Мерилин (Аткинсон) — она всегда, что бы не прочитала, пропускала через призму НЛП, у нее шикарное мышление было. «Технология раз», НЛПеровская техника, «Работа с четырьмя квадратами» — я единственная, из ассистентов на мастер-классе при подготовке к тренерской ступени, записала и запомнила эту технику. У всех остальных, кто на диктофон записывал, она просто потерялась.

— (А.Некрасов) «4 квадрата», Вы имеете ввиду?

— Да, техника 4 квадратов из НЛП. Она ее показывала один-единственный раз. Когда человек возможностей надевает очки профессионала в какой-то области, он начинает на все смотреть через это. И творчество заключается в том, чтобы любую другую информацию пропустить через это. Поэтому мне интересно, в зависимости от запроса группы, или заявленной темы, когда рождаются новые техники — я даже не всегда записываю, не всегда помню. Я прочитала в свое время «Лицом к лицу со страхом» Кришнанада Троуба, и мы проводили в Самаре семинар. В ходе семинара 5 или 6 новых расстановочных техник, связанных с этими страхами, родилось. Мне нужно заново перечитать, чтобы заново найти, я их даже не записывала, они просто шли, и по ходу канал открывался. Делаем что-то, и вдруг оказывается, что рождается новая техника, здесь и сейчас, вот она, здесь, для этой аудитории, для этой заявленной тем. Ее можно фиксировать, а можно нет, мне просто интересно, что получается, и что это срабатывает.

— (И.Окунева) Вы же это передаете дальше ученикам?

— Конечно. Если это зафиксировано — да. Мне просто — я вообще ничего не закрываю. Всем, что у меня есть, я с удовольствием делюсь.

— А как у Вас рождаются новые семинары, так же из каких-то…?

— Ну вот сейчас, буквально 2 ночи подряд мне не давала спать информация, что мне нужно готовить семинар, что есть достаточно накопленного материала по искусству любить себя, что это то, что очень многим нужно. Если смотреть из рациональной позиции, то недели 3 подряд приходили люди с проблемами, которые утыкались в отсутствие любви к себе. Библиотека у меня огромная, и есть достаточно материала, чтобы из этого сделать красивый тренинг. Я беру литературу и смотрю, что можно было бы сделать в качестве медитации, что в виде упражнений, НЛПеровские какие здесь подойдут техники, какие притчи рассказать, что можно в расстановочной работе сделать — и тогда уже формируется тренинг. Это такая предварительная работа, а тема сама всплывает, либо запрос есть. Народ просит, например, тренинг по развитию интуиции — нет проблем, давайте посмотрим, как это сделать. Иногда сам запрос внешнего экрана формирует модель из того, что есть в качестве багажа, что можно использовать. У меня 3 шкафа литературы — там есть, что выбрать.

— То есть, Вам приплывает в потоке?

— Да.

— И так же, наверное, с тем, что Вы сами сейчас узнаете. Я ж так понимаю, что Вы учитесь, не переставая.

— Да, да. Но если раньше я ходила на семинары практически раз в месяц, то сейчас, конечно, гораздо реже, но с удовольствием учусь.

— Раз в месяц — это было потребность внутренняя, или решение о том, что…?

— Ну, я же перфекционист. Я во всем хочу дойти до самой сути, это тоже черта, синдром отличницы. Если психогенетика, то я преподаватель психогенетики, если НЛП, то тренер НЛП, если холодинамика, то мастер-учитель холодинамики, если ребёфинг, значит ребефер с дипломом. Мне почему легко расстановками было заниматься — я до этого в течение 6 лет прошла 15 семинаров по психогенетике, мы написали диплом, я просто не полетела его защищать. У меня уже виза была американская, но обстоятельства семейные не позволили улететь. Психогенетика, она давала эффект такой же, просто расстановочная работа усилила это. Диана Драгстен, кстати, тоже психогенетикой начинает работать, а продолжает уже расстановками — потому что, как только она нарисовала генограмму, сразу видны динамики, откуда ноги расти. Хорошая вспомогательная вещь.

— Марина Вячеславовна, но все-таки, когда Вы говорите про Ваши личные линзы восприятия, то это будет не психогенетика, наверное?

— Нет.

— А что самое важное?

— Ну, во-первых, расстановки мне нравятся, потому что они включают и психогенетику, и энергетику, и огромный пласт знаний.

— Мне кажется, расстановки — это некий такой «топор для варки каши». Очень удобный.

— Конечно, в расстановке, я все время говорю — 50% личности, 50% технологии.

— Я даже не про личность говорю, а просто про технологии.

— Об этом и речь, кто до этого чего прошел. Знаешь, у меня огромная база литературы, например «Вечно папина дочка» — откуда и почему рождаются паттерны, и какие именно, «Старший, средний, младший» — ролевые позиции в семье, «Фактор матери»…

— Это все психогенетические…?

— Это все литература психологическая, вот, это все книжки, в которых все написано. «Мама, давай отдадим его аисту» — о конкуренции между детьми. Когда их читаешь, ты понимаешь, что это тоже в копилку знаний о том, откуда ноги растут. «Аномалии родительской любви», игумен Ефмений, книжка Алексея Некрасова «Проклятие материнской любви» — часто рекомендую ее подарить.

— Но должен же быть еще и внутренний фильтр, для того, чтобы фильтровать личность автора — когда человек, например, пишет книжку из своей травмы.

— «Фактор матери» — это и есть травма Клауда, но есть ключевые вещи, которые должен знать, с моей точки зрения, каждый психолог, каждый расстановщик, и дело не только в том, чтобы опираться на опыт того же Шнайдера или Рупперта, или Вебера. Нельзя взять клише того или иного терапевта. Можно только научиться видеть динамики, которые есть в этой ситуации. Даже один и тот же клиент, придя сегодня на расстановку ко мне, а завтра к Сереже, Саше, Наташе, Лене — может получить совершенно другой результат, и тот увидит совершенно другие динамики. Степень того, на что мы обратим внимание, зависит от очень многих факторов. Кто-то видит ключевой паттерн сразу, а кто-то ждет, кому-то информация приходит медленнее, канал открывается, он полтора часа наблюдает за динамикой. Я была на двух семинарах в лагере у Хеллингера, и я вам хочу сказать — чтобы заниматься духовными расстановками, нужно быть Хеллингером.

— (А.Некрасов) Я тоже так считаю.

— При моем немаленьком уже 25-летнем опыте и практической работе в психотерапии, я не могу себе позволить духовные расстановки. Структурными я занималась до того, как я познакомилась с ними, это холодинамический процесс: «ты — потенциал — проблема», так и тут: «тема — то, что стоит за темой — скрытая тема», и так далее. Я просто не знала, что это называется структурные расстановки. В холодинамике очень многие вещи переплетаются друг с другом. У меня была девочка из Архангельска, занимается техникой работы с травмой, тайм-лайн, «новая технология». Типичная модель «Перескок» в НЛП, работа на линии времени. Все, что сейчас рождается новое — все, в той или иной степени…

— Хорошо забытое старое.

— Ну, они содержательную визуализацию делают.

— Да, да, визуализацию.

— Репритинг в НЛП — то, что мы делаем на семинарах по постнатальным паттернам, например. Мы идем на линии времени до того, как возник этот эпизод, берем ресурсы, которых ему не хватило в этом драматическом эпизоде, и перепроживаем его с позиции наличия ресурсов. Это что, не тайм лайн? То же самое.

— Да, да.

— А эти, как же эта техника сейчас называется: «я благодарю, я принимаю, я осознаю, я слышу…»?

— (А.Лавренова) Хо’опонопоно.

— Там просто благодарность, а тут отслеживаешь какой-то эпизод: «Я вижу, что я это делаю, я чувствую, что я делаю, я принимаю это, я позволяю этому быть».

— (А.Некрасов) Тогда не знаю, я из гештальта вышел и в психологию вывалился. В гештальте тоже все надо принимать.

— Опять-таки, герой Мартина — по точкам, хорошая штука внедрения убеждения.

— Да.

— А чем плох Шапиро? Внедрение убеждения с помощью глазодвигательных сигналов.

— Я работаю сейчас с картами метафорическими. Клиент приходит, я ему говорю: «Выбери проблему». Мне даже не надо ничего говорить, выбрал — иди, все. Люди сидят, я слежу только за глазами, и когда перестает вот это сканирование идти, человек говорит: «Я понял, что нужно делать».

— (И.Окунева) Движение туда-сюда которое?

— Да, да, Шапиро.

— Я думаю, что если у меня проработан этот пласт, я клиента проведу, а если он у меня не проработан, я просто не увижу в этом динамику. Поэтому не важно, чем ты прорабатываешься, расстановками или чем-то еще. Это же еще искушение властью над другими людьми, а значит — требование любви в ответ на то, что ты доминируешь, что ты можешь, что ты про него больше знаешь. Вот когда Хеллингер показывает блиц — садится клиент и говорит ему проблему, он говорит: «Молчи», настраивается на него, потом говорит: «Скажи, ты висишь?», он говорит: «Я вешу», тот ему: «Ты висишь. Иди».

— (А.Лавренова) Вот и поговорили.

— (А.Некрасов) Ну клиент-то понял, о чем идет речь. Душа поняла.

— Душа поняла, но для этого надо быть Хеллингером, чтобы на этом уровне с ним говорить. 280 человек в этом поле, все получают сертификаты духовных целителей, вот он сидит, заявился клиент, женщина с онкологией, и зал начинает выпадать. Они выходят и падают, выходят и ползают, выходят и корячатся за полем, это духовная расстановка идет. Он энергии видит, он может нести ответственность, и это поле держать, но научиться этому, не имея его опыта жизненного, энергетического, научного — невозможно. Духовные расстановки к нему пришли, когда он тяжело заболел, отпуская одну жену, и встретил Соню. Мы же знакомы с его первой женой, он с ней приезжал в 91 году первый раз на семинар здесь, типичная фрау, училка такая немецкая, серая мышь, она была его ровесницей на тот момент. И Соня аристократических кровей, австрийских.

— Очень амбициозная.

— Очень амбициозная, да, поджарая, унюхавшая деньги, которые стоят за Хеллингером, взявшая все, чтобы возвести его, и отсекшая всех немцев вокруг него. Вся школа ушла… Вот и люди, получается, пройдут 3 этих курса, и они уже «могут заниматься духовными расстановками по Хеллингеру». Я не знаю, что там можно наковырять.

— Я не знаю, я к нему ни разу не попал, но от многих людей слышал, что просто даже присутствие там, на семинаре, оно очень трансформирует…

— Я никогда не забуду — у меня день рождения 11 декабря, у Хелленгера 16-ого, ему тогда было 85 или 83. Мы были в этом лагере, в пятизвездочном, и Соня выставила всех, у кого день рождения в декабре, нас было человек 10, и сделала с нами упражнение. Но самое страшное, она сказала, что мы все должны помочь Хеллингеру долго жить.

— (И.Окунева) Жесть какая…

— И энергетически я просто на том момент даже не отследила, она всех нас перевела…

— Подключила.

— … подключила к нему, чтобы мы качали на него энергию. Я приезжаю с семинара и не могу понять, почему вообще не могу двигаться, я девчонкам своим звоню, они говорят: «Слушай, Вячеславовна, а у тебя некрофильный канал». Он в тот момент переживал травму потери своего брата, который погиб, и нас вместо него переключают на некрофильный канал брата.

— Круто.

— Можно сказать, за этим были духовные расстановки?

— Да. И пока мне этот канал не перекрыли, я в себя приходила еще дня 4. При чем мы же не против, пусть живет на здоровье, хороший человек, умница, спасибо за технологии, у него же тоже из микса все родилось.

— (И.Окунева) У меня такой вопрос еще к Вам… как к человеку, видавшему в работах многие и многие судьбы. Зачем люди травмируются, для чего они себе устраивают в жизни такой «аттракцион»?

— Ну если, за месяцы до зачатия говорить, то скорее всего и чаще всего — чтобы вернуться в божественное.

— Через травму?

— Когда человек травмируется, точнее, когда он договаривается о травме для себя — он договаривается о том, что с ним произойдет во встрече с матерью или отцом, или с тем, кто его обидит. Эти ответы очень хорошо видны в холодинамике, в месте планирования. Там все свет, и люди как свет, и там есть вопрос: «Пусть проявят себя те фигуры, которые нанесли тебе боль, обиду и вред», и именно они светятся больше всего, от них шло больше любви, чем от тех, кто этого не делал. По этому поводу у Ильи Бондарева есть притча про Иуду, и его переосмысление, почему Иуда любимый ученик. Тайная вечеря, Иисус уже обмыл ноги им всем, они собираются выходить в Гефсиманский сад, тут он останавливает взгляд на Иуде. Иуда подходит, говорит: «Учитель, твое задание выполнено, 30 сребреников отдано». Проходит некоторое время, Иуда снова подходит к нему и говорит: «Учитель, может быть кто-нибудь другой?», и Иисус говорит: «Нет, только тот, кто любит меня так, как ты, может это сделать, взяв на себя ответственность за все. И уже поздно, потому что для того, чтобы взять это на себя, быть именем Иуды, предателя во все времена — нужно очень любить». Так вот в месте планирования, те, кто наносит боль, обиду и вред — именно они любят нас больше всех, потому что готовы нести ответственность за это, отягощая свою карму. Это как у Олшефа в первой книге: «Вы поймете, что есть Бог, когда поймете, что Сталин и Гитлер в раю». Прощение — это так важно, потому что только через него мы можем увидеть то божественное, ради чего…

— .. были все мучения.

— Да, все мучения. Род постоянно хочет, чтобы кто-то взял на себя ответственность простить. Мы все — божественные существа, мы здесь для того, чтобы быть счастливыми, богатыми и здоровыми, но кто-то из наших предков отклонился на угол альфа, от веры, и чем дальше это поколение, тем больше это отклонение, и любой последующий потомок договаривается, кто берет на себя ответственность. Когда душа приходит, у нее есть до 6 недель, чтобы решить, согласна ли она с кармой этого рода. Есть подсознание, надсознание и сверхсознание, связь свыше, предки, и мой личный опыт реинкарнационный. Я одеваю скафандр — это душа, из трех тонких тел, и для этой души нужно что-то залатать, в реинкарнационном опыте и в системном, я даю согласие. Я могу залатать это, это и то, но для этого мне кто-то нужен, вот этот человек, этот человек и этот человек, и я с ними договариваюсь…

— Что он для меня сделает эту пакость, эту пакость и эту пакость.

— Да, для того, чтобы я проснулся, научился любить, прощать, отработал карму рода, снял проклятье рода — я даю на все это согласие в месте планирования за 3 месяца до зачатия, я выбираю эту мать, этого отца и тех, с кем я увижусь в этой жизни. Дальше идет ментальное тело, астральное, физическое и эфирное. Эфирное погибает на 9 сутки, общее с матерью ментальное до 14 лет, потом разрушается, ну после смерти погибает астральное тело на 40 день. Вот почему такой кризис в 13-14-15 лет…

— Появляются собственные чувства.

— Собственные эмоции, и если мать его не отпускает, он так и будет жить ее мозгами, и это тоже урок. На шестой неделе беременности ребенок стоит перед выбором: готов ли он принять карму рода, у него появляется момент выбора, если он говорит «да», беременность протекает нормально, он рождается, но если он говорит «нет», мама делает аборт, или он сам уходит через замершую беременность, через самопроизвольный выкидыш, через внематочную беременность, не важно, как. Вот тогда он говорит маме: «Я не готов быть здесь, я не готов принять эту карму».

— Интересно. Это вот Вы накопали на практике?

— Да.

— Тогда еще один «школьный вопрос». Можно ли изменить судьбу?

— Можно, судьбу можно, рок нельзя.

— А чем они отличаются?

— Объясню. Рок — это то, что неизменное, на что согласие дано высших сил. А судьба — это когда у тебя есть выбор взять другую судьбу. Я часто делаю такую расстановку, это первая расстановка с женщинами, которые хотят выйти замуж, если они не были замужем, или были в несчастливых браках — попросить у рода, чтобы у них была другая судьба, благодарить за их судьбу, поклониться и сказать: «Дайте мне благословение на мою судьбу». Что такое рок? Пример — потрясающе красивая женщина в Норильска, администратор театра, средняя из четырех дочерей известного ученого, который занимался геофизикой, потом физикой тонких энергий, там же в этом Норильске. Мать их бросила, ушла в скит на Дальнем Востоке, он один воспитывал четырех дочерей…

— Тут уже проявляется тяжелая системная динамика.

— Она потрясающе красивая женщина в браке, очень интересная, любящая отца, он оставил свои записи по квантовой физике, физике тонких энергий, и она дала ему обещание эту запись издать. Перед смертью он сказал: «Сейчас не время, когда будет время — ты почувствуешь, и я буду признателен, если ты сможешь с этим наследием правильно распорядиться». Сыну 20 лет, мужа ее отправляют в Москву строительством заниматься, она должна ехать с ними, а я там с семинарами. До этого она была в летнем лагере под Воронежем, мы делаем упражнение на линию времени, и когда мы смотрим в будущее в технике под названием «побуждающее будущее», она выпадает, засыпает. Мы делаем еще 1 упражнение на линии, и снова она умирает, она засыпает…

— Куда не кинь, всюду клин.

— Где бы мы не работали с будущим…

— Его нет.

— … она либо выпадает, либо засыпает. Причем мне никто не говорит об этом как ведущей, я же не буду отслеживать, там было 140 человек на тренинге, кто сделал упражнение, а кто нет. Мне потом девчонки рассказали.

— А почему ее это не насторожило?

— Ну, она не знала ничего, она просто выпадала в силу разных обстоятельств, не задумывалась… Девятого ноября мы собрались провожать их в Норильск, 25 она должна была приехать в Москву напечатать первый тираж отцовской книги, а у меня был семинар, она хотела прийти на группу. 26-го девчонки приходят к ней домой, и не могут попасть в дверь, дверь закрыта, они вызывают слесаря, открывают, и находят ее — 8 огнестрельных ранений, у ее сына 7, из винтовки, на столе 8 тысяч долларов, дверь закрыта изнутри. Какие следственные действия не производились, так и не смогли найти убийцу, полтора года шло следствие. И когда прошло 9 дней с ее смерти, девочки сидели отмечали, она пришла к ним в виде образа. Они все ее видят, одна девочка берет ручку и начинает писать в трансе, идеомоторное письмо: «Передайте, пожалуйста, всем, что я очень благодарна, что меня забрал Господь, никто не должен жалеть обо мне, просто радуйтесь тому, что я все успела сделать, пожалуйста не тоскуйте, Саша». Вот это называется рок, когда, какими бы технологиями ты туда не вмешивался — тебя туда не пустят. Я не знала, никто из окружения не говорил, она сама не обращала внимания на это, но самое интересное, что весь тираж отцовской литературы пропал.

— Значит, еще не время.

— Все, что она отдала, было набрано уже, сделан уже даже типографский тираж первый, и все исчезло.

— То есть это и личный рок, и какое-то системное.

— Да, понимаешь, вот это рок. А так, в принципе, если согласие дается, то в расстановке будет видно, что она там, когда ты просишь другую судьбу, отличную от лояльности рода, предки точно скажут, только при этом нужно принять с благодарностью их выбор на ту судьбу. И если человек это прочувствуют с уважением, то может иметь право на другую судьбу, и это приходит. Я так отмаливала сына — я тогда не знала, что так нельзя, и назвала его в честь своего отца. Отец в 45 лет умер, и я дала маме обещание, что своего сына, если он у меня родится, назову именем отца. Отец в 30 лет пережил клиническую смерть, а я, накануне Славинова тридцатилетия, в 7 церквях Переславля Залесского, взяла отцу неусыпаемые псалтыри по его упокоению, а Славе и себе о здравии. Славка был в том же возрасте, в котором был мой отец, и в течение 2 недель произошло 3 тяжелейших аварии в 5 метрах от него. Я не знаю, что меня сподвигло тогда, но была потребность везде заказать неусыпаемый псалтырь. Значит, он имел право на свою судьбу, я растождествила их с отцом.

— Но все-таки да, за себя можем просить.

— Так что тут дорогу осилит идущий, я просто знаю, что все можно поменять, если захотеть, но это труд, а часто клиенты приходят и хотят: «Поводите руками, сделайте меня счастливым». У меня есть такая метафора, может быть не очень красивая: «Я могу снять штанишки, даже подвести к туалету, но ни пописать, ни покакать я за вас не могу». Так и в психотерапии, я даю вам инструмент, а что вы с ним сделаете — измените ли свою жизнь к лучшему…

— Или подкормите эго.

— Да, это только от вас зависит…

Полный фотоотчёт и текст интервью в формате Word